У кораллов аккуратный способ спаривания. Они не отделяются от своих рифов и не перемешиваются в теплых морях. Нет, они остаются на одном месте. И в назначенную ночь все представители вида одновременно выкидывают свои яйцеклетки и сперматозоиды в воду. Эти клетки смешиваются в лунном свете, пока взрослые продолжают вести свой аккуратный образ жизни. Так влияет на них гормон окситоцин.
Ах, если бы это было так же просто и у других животных! Большинство животных должны соприкасаться для того, чтобы размножиться. И соприкосновение противоречит обычным личным интересам животного. Обычное животное - одиночка. Обычное животное самостоятельно защищает территорию. Обычное животное не хочет иметь ничего общего со своими приятелями-животными.
Есть много причин избегать прикосновений. Животные склонны к насилию даже по отношению к собственному королю. Они могут переносить опасные заболевания или паразитов. Самки особенно уязвимы, поскольку они обычно меньшего размера. К спариванию их может принудить самец, который генетически непривлекателен. Есть веские причины избегать кого-то, даже идя на сближение. Незнакомец может убить ваше потомство или, проходя по вашей территории, украсть часть пищи.
В результате большинство животных ведут одиночный образ жизни, сторонясь остальных. Задумайтесь. Скунс патрулирует вашу лужайку в компании друзей или в одиночку? Гризли, полярный медведь или черный - среди медведей нет приятелей. Кугуар, ягуар, рысь, тигр, марги - одиночки! Саламандры, змеи всех размеров, каймановые черепахи, пятнистые тритоны и рогатые лягушки - никто не заботится о том, чтобы провести время в компании. И это норма. Животные злые. Даже в отношении представителей собственного вида. Как же они размножаются и как на них влияет гормон окситоцин?
Отсюда и необходимость доверия. Какая-то сила должна пересилить этот инстинктивный страх, чтобы животные-одиночки размножались. И некоторые животные развили у себя целый ряд качеств, позволяющих им соприкасаться. Мы называем их доверием или конформностью, но в конечном итоге это антистрах. Это химическое мужество, позволяющее животному осуществлять акт спаривания. Не говоря об акте взращивания шумного и требующего чего-то потомства. Мы принимаем за должное то, что животные наслаждаются компанией своих отпрысков и, может быть, даже своей пары. Но, чтобы убедиться, что это не так, вернемся немного назад. Изменения мозга, позволяющие матерям поддерживать связь с детьми, а отцам - быть связанными с матерями, являлись значительными достижениями для жизни на Земле. И у людей, которые в течение долгого времени живут вместе с потомством, своей парой, даже с соседями, не связанными родственными узами, эти изменения претерпели дальнейшие модификации с целью создания поведения, которое остановит нас от того, чтобы поколотить членов нашей семьи.
«Что касается размножения и воспитания детей, я бы сказала, что комплексные структуры мозга сформировались для выполнения этих сложных социальных задач, - утверждает Инга Нейман. - Я думаю, что развитие сложного репродуктивного поведения также является отправной точкой для многообразного поведения млекопитающих».
Нейман управляет лабораторией в нескольких городах к востоку от Клауса-Питера Леша, в немецком городе Регенсбурге. Она в «конформном» бизнесе, изучает, как химические вещества мозга меняют поведение крысы, связанное с размножением и воспитанием детей. Хотя я бы не сказала, что конформность заразительна. Инга перестала отвечать на мои электронные письма после согласования даты, но не времени моего визита. Я не получила от нее больше ни одного письма и нашла ее лабораторию, только бродя по обширной территории кампуса, расспрашивая всех, кого я встречала. Когда я приблизилась к ее лаборатории, дверь широко распахнулась, и вышла Инга. Она увидела меня и изменилась в лице. Затем вернулась в комнату и села за стол.
Даже изменившись, ее лицо оставалось красивым: тонкокостное, с большими голубыми глазами под легкими светлыми волосами. Она носила обтягивающие голубые джинсы и ремень с пряжкой из фальшивых драгоценных камней. Достаточно модная для ученой. Во всем остальном она была очень деловой. Я не говорю о том, что у нее было мало окситоцина, но это возможно.
Окситоцин уже давно считается женским гормоном. В крысах, как и в людях, он переполняет беременных женщин по мере приближения родов. От этого матка сокращается, выталкивая потомство. (Доктора вводят питоцин, синтетическую версию, чтобы стимулировать роды.) Окситоцин возрастает каждый раз, когда самка вынашивает потомство. Он провоцирует секрецию молока. И выше шеи он также работает.
«Попадая в кровь и мозг женщины, этот гормон стимулирует процесс рождения и секрецию молока, - сообщает Нейман. - В то же время он влияет на проявление материнского поведения, которое подтверждает, что самка хочет заботиться о потомстве».
А в последнее время команда Нейман изучает то, как окситоцин влияет на мужской мозг. Это сложно для обоих полов. Если вы хотите узнать, как химические вещества меняют поведение, вам нужно одновременно две вещи. Нужно изменить уровень этого химического элемента в мозге; и необходимо животное, продолжающее род, чтобы отследить эффект. Это объясняет шапочки, которые носят многие крысы Нейман.
Когда она вводит меня в главную лабораторию, мы оказываемся в центре хирургии мозга. Большой человек сгорбился над белой крысой, в мозг которой под наркозом вставили щупы. Хирург изящно разрезает слои розовой кожи и желтого жира под черепом. Под его локтем новорожденные детеныши крысы спят розовой кучкой на грелке. Нейман поднимает одного, чтобы показать его живот. Практически четверть животного состоит из белого пузыря: молоко.
Крошечным сверлом, объясняет Нейман, хирург сделает пару отверстий в черепе матери. В одном будет трубка, через которую окситоцин можно доставить в точное место в мозге. В другом будет держаться маленький зонд диализа, такой маленький, что можно безболезненно извлечь образцы жидкости из другой точки мозга. Наконец, просверленные отверстия позволят закрепить на черепе защитные шапочки ювелирными шурупами. Пробки вставят сверху имплантированных трубок. Потом, во время экспериментов, крошечные шланги соединят эти трубы с аппаратом, чтобы в режиме реального времени отслеживать химические процессы мозга. После хирургического вмешательства крысы не обращают внимания на свои шапочки или трубки, которые иногда поднимаются из их голов к инструментам за пределами домика.
Эта работа не всегда была такой организованной. Нейман рассказывает мне, что начала свою карьеру в Восточной Германии до того, как убрали стену, когда никто не мог позволить себе оборудование. Она разработала свои собственные зонды микродиализа.
«О, это было ужасно, ужасно, - она вздрагивает. - Или наука не работала, или мой годовалый сын болел. Я все время выходила из института в слезах. Но я не сдавалась. Я была очарована мозгом».
На втором помосте другой пациент выходит из-под наркоза. Крысы оправляются от операции, они не склонны к инфекциям.
Они более выносливы, чем люди. Всего через пару дней Нейман уже может отслеживать гормон окситоцин и другие химические процессы мозга крыс в реальном времени, пока они занимаются материнскими обязанностями, спариваются, дерутся и выполняют весь репертуар своего социального поведения.
Почему крысы? Во многих отношениях с ними проще работать, чем с мышами. Наиболее очевидным преимуществом является их размер. Один из студентов Нейман проводит такие же эксперименты на мышах и во время хирургического вмешательства сталкивается с трудностями. Все такое мелкое. Крысы, кроме того, быстрее учатся и лучше пахнут. (Намного лучше. Вне конкурса.) Их тем не менее нельзя генетически изменить столь же легко, как мышей. Чтобы вывести тревожных крыс, вы не можете просто удалить ген. Вы должны осторожно выводить нужную породу в течение длительного времени.
Некоторые люди уже сделали это, и вы, к слову сказать, можете приобрести готовую тревожную крысу. Нейман, что характерно, выводит свою собственную. Потом, используя ее крохотные трубопроводы, она может выбрать части мозга, в которые будут подавать или выкачивать нужный химический элемент. Различные схемы меняются в зависимости от социальных задач, которые Нейман ставит перед крысами, например, вводя крысу-нарушителя или разбрасывая крысят по клетке. «Мы ставим опыты, чтобы выяснить, где высвобождаются эти химические вещества, нейромедиаторы, - говорит Нейман. - Какой из них высвобождается и где? И когда? И я абсолютно убеждена, что у человека будут такие же результаты».
Два поразительных результата исследования психологического доверия и окситоцина на грызунах предстают передо мной.
Первый заключается в том, что мышь, чья окситоциновая система была нарушена, не доверяет своему партнеру. Даже если она спаривалась с ним недавно, крыса все равно обращается с ним как с незнакомцем, который, может быть, пришел убить ее детей. Так, окситоцин имеет центральное значение для продолжения рода у млекопитающих.
Второй результат заключается в том, что миндалевидное тело, древний центр страха, очень богато на рецепторы окситоцина. Другими словами, эта конкретная часть мозга чрезвычайно чувствительна к успокаивающему воздействию окситоцина. Химический элемент действует как настоящая сыворотка «антистрах». Приворотное зелье? Вряд ли. Надежная панацея от всех бед? Нет. Больше похоже на седативное средство, которое помогает животному преодолеть страх перед незнакомцами.
К тому же Нейман уверена, что основная функция гормона окситоцина заключается в том, чтобы защищать мозг от гормонального хаоса, вызванного рождением и воспитанием детей. «Уровень половых гормонов прыгает вверх и вниз в мозге во время рождения», - говорит она. Эти американские горки могут вызывать стресс, беспокойство и депрессию. Но гормон окситоцин появляется для того, чтобы выключить нормальную реакцию мозга на стресс и у крыс, и у людей. Мир может вспыхнуть пламенем и развалиться на куски вокруг матери с новорожденным младенцем, а она будет улыбаться, ворковать и ахать от счастья. Или от отсутствия страха.
Комментариев нет:
Отправить комментарий